Диана Кан, поэт
Судьба подарила мне одну-единственную встречу с великолепным поэтом-фронтовиком, чью поэму «По праву памяти» я изучала ещё в школе – Егором Александровичем Исаевым, светлая память этому светлому человеку! Это случилось в 2010 году на писательском семинаре в Борисоглебске, старинном городе Воронежской области. Исаев приехал туда в качестве почётного гостя, поскольку он – уроженец земли Воронежской. Егор Александрович немного пообщался с нами, поскольку у него была насыщенная программа встреч, помимо фестивальной. Но это общение запомнилось надолго, я открыла для себя Исаева не только как поэта «длинного» поэмного дыхания, какого знала со школьной поры, но и великолепного рассказчика и очень позитивного человека с добрым чувством юмора и самоиронии. Поскольку общение наше было чисто писательское, да и я уже давно вышла из школьного возраста, Егор Александрович рассказал несколько интересных историй, касаемых неформальной стороны писательской профессии. Одна запомнилась особенно. Дело было в советские годы, когда большая делегация Союза писателей СССР была приглашена на Кубу. Кубинцы встречали советских поэтов и прозаиков очень хлебосольно, а уж не продегустировать знаменитый, а ныне уже легендарный, кубинский ром «Гавана Клаб Экстра» для писателей было бы просто непростительно. И вот один член делегации так увлёкся дегустацией, что переоценил свои силы. Егор Александрович с присущим ему тактом не стал называть его фамилию, да и зачем? Суть была не в фамилии, а в самой ситуации, явившей не только любовь к рому, но и такую феноменальную творческую находчивость в возникшей форс-мажорной ситуации, что эту историю я часто вспоминаю. В общем, переоценивший свои силы в плане рома писатель пошёл нетвёрдыми шагами к трибуне выступать и тут – бабах! – споткнулся и упал. Да не просто упал, а – лицом на пол! Присутствующие, а обстановка была официально-торжественная, полный зал публики, президиум и прочее – онемели от ужаса. Ситуация грозила закончиться скандалом. Но не тут-то было! Знай нашего брата-писателя, он имеет творческий подход и находчивость не только за письменным столом! Упавший писатель мгновенно поднялся, все логично ждали его извинений, но ничуть не бывало. Он улыбнулся широкой улыбкой советского человека и воскликнул на весь зал: «Да, я целую эту героическую землю!». Народ в восторге начал ему аплодировать, президиум облегчённо вздохнул…
…Эта давняя история – пролог к непростой, деликатной и даже, не побоюсь этого определения, интимной теме, которую я сегодня хочу поднять. А тема эта – как и что пили русские писатели. Понятное дело, что выпивать они стали задолго до эпохи СССР и задолго до того, как попробовали знаменитый кубинский ром.
Давайте пойдём вглубь темы и обратимся к воспоминаниям трактирщиков, буфетчиков и официантов начала прошлого ХХ века. Так в своё время сделала, изучая эту деликатную проблему, газета «Русское слово». Надо отдать им должное, русские писатели не просто умели пить много. Они, помимо прочего, пили, что говорится, со вкусом. А порою, когда при них были деньги — пили с купеческим размахом. Ну, а если денег не было, приходилось выпивать в долг. Обратимся к свидетельству буфетчика литературного ресторана «Вена», которое касается вкусовых писательских предпочтений:
«Русские писатели пьют преимущественно очищенную, но не брезгуют и пивом, которое спрашивают всегда бокалами. Когда средства позволяют, русские писатели охотно требуют и коньяку, предпочитая хорошим, но дорогим, маркам плохие, но зато дешевые вина. Русские писатели пьют в кредит-с, хотя некоторые пьют и на наличные или в рассрочку платежа. Иногда русские писатели оставляют заложника и затем его выкупают. В отношении, так сказать, ёмкости русские писатели идут непосредственно за купцами, причём и рюмки среднего размера — поменее купеческого и поболее общегражданского — называют у нас писательскими. Напившись, русские писатели рассказывают про авансы, которые они получили и пропили — или собираются получить и пропить».
А вот что ответил сотрудникам журнала «Русское слово» на вопрос, как и что пьют русские писатели, буфетчик петербургского трактира:
«Пьют водку-с. Закуску спрашивают мало, а вина не уважают-с. Старые писатели — те, действительно, требовали винца и толк понимали, а у нынешних, кроме водки, никакой продукт не идет. Пьют зло-с. Злее писателя один только мастеровой пьет-с».
Вот что говорит трактирщик «У Фёдорова»:
«Русский писатель больше у стойки пьёт, а на закуску выбирает бутерброд из пятачковых. Репортеры — те всегда требуют, чтобы пирожки были как огонь горячие, потому что они с морозу и на ходу. Когда писатели с актёрами соединяются, мы их за круглый стол сажаем, а то уж очень руками размахивают».
Официант дорогого ресторана «Кюба»:
«Русские писатели совершенно не спрашивают шампанского, хотя есть группа писателей, которые ничего, кроме шампанского, не спрашивают даже к раннему завтраку. Ликёры русские писатели спрашивают по большей части такие, каких не существует вовсе. Русские писатели не дегустируют, а пьют залпом. На чай дают щедрее нефтяников, и разве только кораблестроительные инженеры дают на чай щедрее русских писателей».
В театральном клубе:
«Чего только не пьёт русский писатель! Всё пьёт русский писатель, здорово пьёт русский писатель, большой кредит нужен русскому писателю, ибо много может вместить русский писатель. И курица пьёт, как же не пить русскому драматургу? Но драматург на четвёртом месте по ёмкости. В первую голову идёт по емкости публицист, за ним беллетрист, после поэт, а затем уж драматург».
Как видим, русские писатели не жмоты и не жлобы, ибо на чаевых официантам не экономили. О ликёро-водочных нравах начала ХХ века мы, конечно, судим, опираясь на свидетельства современников. Но надо сказать, что писатели, по моим личным наблюдениям, скорее любят больше поговорить и вспомнить былые годы юности, как они выпивали. Потому что, как я люблю говорить, каждый должен выпить свой «Байкал», но делать это желательно в молодости, чтобы потом уже не пить чужой «Байкал». Ну и конечно, вакхические, назову их так, темы общения в писательской среде, наверное, могут посоперничать с темами политики. Такие истории порой услышишь, что думаешь – а ведь это достойно того, чтобы стать рассказом или по крайней мере – новеллой. А не просто быть рассказанным в узкой корпоративной среде!
А завершить хочу высказыванием Антона Павловича Чехова, который, собственно, в злоупотреблении алкоголем никогда замечен не был. Но сказал с присущей ему ювелирной деликатной точностью: «Была жажда жизни, а казалось, что хочется выпить!».
Диана Кан
Я подданная русских захолустий.
И тем права пред Богом и людьми.
И приступам провинциальной грусти
моя любовь к Отечеству сродни.
Пусть кажется кому-то экзотичной,
как в зимний день июньская гроза,
моя великорусская привычка
прищуривать нерусские глаза.
Вдали от многолюдных перекрёстков
постигла я на стылых сквозняках
кровавый привкус русского вопроса
на опалённых временем губах.
Ладонь отвергла дедовскую шашку,
но не снискала мира на земле…
Сгорает век томительно и тяжко.
Мои пути потеряны во мгле.
Лицо слезой кровавой умываю,
впадая временами в забытьё.
Но ни на что вовек не променяю
Божественное подданство своё!
